Основная часть серии — плотный фриз, без пауз, композиция «деисусного чина» (deisis греч. — предстояние), отдельные типажи не теряются «в толпе», скорее, усиливают выразительность соседних «ликов». Спас в середине ряда — не каноничный, такой же живой, как все «предстоящие», «не в силах», а в тревоге, смотрит на нас через длинные прозрачные пальцы.

Серия «Поцелуев» — на грани гротеска, но не анекдотична и не иллюстративна. Детская серия, «Семейство» и «Колыбельная» — самая человечная и трогательная часть выставки. Непосредственность сиюминутной детской мимики не выглядит натуралистично или фотографично при всей своей убедительности, и очень располагает к себе."Пустите детей приходить ко Мне, не возбраняйте им, ибо таковых есть Царство Божие" (Лука 18:17).

Сюжеты трех больших двойных портретов, наиболее выразительных даже вне серии — действительно из Библейской истории. «Возвращение блудного сына» — сложность решения типажей, особенно отношений между ними, недосказанность портретных характеристик исключают иллюстративность, как собственно и литературность. «Каин и Авель», убийца и жертва, без прямого изображения убийства нет сомнений «кто есть кто». «Адам и Ева» — воистину прародители, вечная печаль их светла, да и сами они светлы, почти прозрачны.

Мгновение, остановленное в каждой вещи, не звучит диссонансом другим, превращаясь в сочный аккорд, ясность и виртуозная техника исполнения при однозначно позитивном отношении к материалу вызывают живой интерес к проекту без религиозного или, наоборот, атеистического конформизма.