С начала творческой деятельности Яичникову остается присущей высокая требовательность к живописной технике, постоянное стремление к совершенствованию ее приемов. Формальная изысканность живописной поверхности в его работах строится на сочетании широкой, свободной манеры письма с гладкой, полированной фактурой и точной разработкой тонального решения в подмалевке. Особое внимание к лессировкам цветными лаками усиливает эффект вибрации световоздушной среды, столь свойственной авторской живописной манере.

Безусловное предпочтение, отдаваемое образу человека, фигуративному началу, предопределили и приоритеты пристрастий: в начальный период творчества это были Валентин Серов и Фешин, позднее – Модильяни, Врубель, Бальтюс, в зрелом творчестве – Матисс и Сутин. При всем разнообразии имен, можно говорить о «гармоническом» типе личности художника, чуждого догматизма и «партийности» во вкусовом смысле, но безошибочно обращающегося в прошлом к антропоцентрическому космосу европейской и отечественной традиции. Сама возможность быть истолкованным в контексте (весьма широком, разумеется) художественной преемственности ничуть не пугает Виктора. Применительно к нему вполне уместной была бы ироничная оценка Петром Конниковым своего творчества (в передаче Сергея Даниэля): «Если красками по холсту – значит, традиционный художник».

Уже в первых творческих самостоятельных портретных работах («Портрет старика», 1986; «Портрет деда», 1987) явственно обозначился пристальный интерес к проблеме стилизации пластической формы, в полной мере реализованный впервые в «Девушке с цветком». На рубеже восьмидесятых – девяностых годов выраженность этого интереса подчас балансирует на грани самоценности, тяготея к гротеску («Пляж на Капри», 1991; «Каин и Авель», 1993). Однако стремление обрести подлинную индивидуальность живописного языка становится своеобразным «противоядием» - с начала девяностых годов Яичников все более серьезно и вдумчиво работает с техникой. Решая формальные задачи, он не только освобождается от неизбежной для начального творческого этапа несколько поверхностной декоративности, но и достигает желанной свободы от повествовательности. Это особенно заметно в легких, этюдных по духу «Любовниках» (1990) и «Эхнатоне» (1989). Очень характерна для творческой индивидуальности живописца работа «Дорожный мастер Марчуков и обнаженная» (1990). Чуть простодушное лукавство, мягкая ирония, интерес к «странным» типажам, «эстетическому юродству» соединяются здесь с отчетливым непринятием любой иллюстративности. Все эти черты присущи многим произведениям Яичникова 1990-2000-х гг. («Марс и Венера», 1993; «Ангел – хранитель», 1995; «Жозефина и лилией», 2002).

С начала девяностых годов в мире живописных образов Яичникова все более утверждается начало карнавализации, преобразующей монотонную повседневность решительно и радикально. Впрочем, погруженные в сиюминутную или усвоенную роль, персонажи художника вовсе не романтизированы автором – для этого они слишком стилизованы и несерьезны («Казанова», 2001; «Камер-юнкер Пушкин с супругой», 2001; «На троне», 2002). Яичников охотно прибегает к аллюзиям («Кармен», 2001; «Инфанта», 2002; «Девушки с апельсинами», 2002), как верный сын своего постмодернистского века, однако цитатность у него никогда не превращается в самоцель, да и окрашена она отнюдь не сарказмом, а интонацией домашнего тепла и ненавязчивого юмора (столь близкой, кстати Яичникову не только как живописцу, но и как человеку). Вообще, «домашность» мироощущения живописца – самая устойчивая, сохраняющаяся на протяжении всей творческой биографии черта. Мир дома, семьи, детства представлен в живописи Яичникова самыми различными сюжетными и жанровыми инвариантами – от семейных и детских портретов «в образе» («Прогулка», 2000;«Семейный портрет. Праздник», 2002; «Портрет Лизы», 2002), включая особенно камерные портреты сына («Мой Пьеро», 1993) до свободных вариаций на тему материнства («Мать с ребенком», 1999; «Мать и дитя», 1999) и отцовская «Колыбельная (2001). Даже обращаясь к библейской и евангельской тематике, Яичников часто отдает предпочтение созвучным сюжетам («Поклонение», 1995; «Возвращение блудного сына», 1999).